Жалобная книга [litres] - Макс Фрай

Зато на кухне оборудовано отличное рабочее место фрилансера. Уж я-то могу оценить. Узкая, но длинная тахта позволяет засыпать, не удаляясь от станка. На столе живет монитор, под столом мурлычет системный блок, на холодильнике обосновался принтер. Зато сканер, кажется, выполняет функцию подноса: на нем стоят пустая чашка и заварочный чайник.

Вполне уютный, милый моему сердцу бардак. Сама бы такой с радостью развела. И разводила ведь неоднократно, пока не пришлось поселиться, с позволения сказать, в общественной приемной, да будет ей земля пухом.

Эх!

— Ты, — говорит повелитель бардака, — пока броди по дому, ищи свое место. Где понравится, там и устраивайся, хоть в ванной. А я приготовлю чай, и принесу его, куда пожелаешь… Или все-таки кофе?

— Наверное, чай, — мычу нерешительно. — Для начала.

— «Для начала» — это правильно, — радуется. — Настоящая сова начинает глушить кофе только после полуночи. А сейчас всего половина двенадцатого.

— Ох, ни фига себе! — изумляюсь. — Быстро же мы все успели!

— Поужинать, познакомиться, покататься, взорваться и удрать с места происшествия, — подхватывает. — Долго ли умеючи?

Действительно.

Побродив по комнате, возвращаюсь на кухню. В комнате все же чересчур интимная обстановка. Я, честно говоря, совсем не против интимной обстановки, но…

Лучше пока посидеть на кухне. А то как-то слишком уж интенсивно прожила я последние четыре часа. Надо бы передохнуть.

А передохнуть, как показывает опыт, только на кухне и можно.

— Пока мое место будет тут, — говорю, с ногами забираясь на тахту.

И запоздало удивляюсь, осознав, что присутствие этого чужого, незнакомого, да еще и чертовски привлекательного мужика нимало меня не смущает. Напротив, успокаивает. Хочется быть к нему поближе, потому и на кухню вернулась так поспешно.

Что со мной происходит? У любви, с какого бы взгляда она ни наступала, насколько мне известно, совсем иной анамнез. И если поначалу мое состояние более-менее походило на обычную бытовую влюбленность, то теперь… Черт знает что со мной творится. Или это нормальная реакция организма на давешний шок? Или даже новый условный рефлекс? Нет, а вдруг? Этот человек был рядом, когда я чудом избежала опасности, вышла сухой из воды, и теперь мой организм реагирует на него, как на спасательный жилет, который всегда должен быть под рукой. А что, очень даже возможно.

Ужас, если так. Ужас-ужас-ужас. Куда же я теперь без него?

Но сейчас мне все равно хорошо. А «потом», будем надеяться, вовсе не наступит. Зачем нам какое-то дурацкое «потом»?

«Жилет» мой тем временем льет в чайник кипяток, и кухня наполняется запахом бергамота.

— Хороший у тебя чай какой, — вздыхаю.

— Да, ничего себе, — кивает. — У меня еще и печенье есть. И вообще до фига всякого разного прекрасного, — любовно пинает ногой туго набитую спортивную сумку. — Сегодня воистину удивительный день: прежде, чем встретить тебя, я посетил супермаркет «Восьмой Континент». Или все-таки «седьмой»?.. Я там был второй раз в жизни, кажется. И накупил всякой ерунды в красивых упаковках. Вот это, я понимаю, сила предвидения! А ведь могли бы сейчас мерзлый мышиный корм на балконе грызть…

— А что, — интересуюсь, — бывает специальный мышиный корм? Типа «Вискас», только для мышек?

— «Мышиный корм», — смеется, — это все, чем не брезгуют мыши. Чаще всего — просто крошки от позавчерашнего ужина. Но разные бывают варианты…

Он кутает чайник полотенцем и принимается метать на стол добычу. Какие-то пакеты, впрочем, отправляются в холодильник, доселе пустой и даже, кажется, пыльный. Наконец, покончив с хлопотами, достает две большие чашки цвета цитрусов: лимонно-желтую и апельсиново-оранжевую. Разливает чай.

— Кипятком разбавлять? — спрашивает.

Мотаю головой.

— Чай свежий, только что заваренный да водой разбавлять, — ворчу. — Вот еще!

— Согласен. Но здесь, в Москве, почти все чай разбавляют; гостя не спрашивают даже. Фигак полную чашку воды на чайную ложку чая — набулькивайся, гость дорогой! Я долго привыкнуть не мог к такому издевательству. Потом притерпелся как-то. Но уж дома-то…

— А ты тоже не москвич? — спрашиваю.

— Да ну, какое там… Ты их вообще видела, москвичей-то? Нет их в природе. Москва есть, а москвичей нет. Каждый откуда-нибудь, да приехал.

— Ну, сколько-то их есть. Та же Марина, например.

— Правда? — удивляется. — Москвичка? Что, прямо вот так и родилась в самой Москве? Не учиться приехала?.. Ну, значит, встречается еще редкий зверь коренной москвич в дикой природе. Кто бы мог подумать…

Отдает мне чашку, распечатывает круглую жестяную коробку с печеньем. Красота какая! Печенюшки там все разные, даже и не перепробуешь, наверное. Но я буду стараться.

Пока я вожусь с печеньем, хозяин дома помалкивает. Барабанит пальцами по столу, курит, думу думает. Молчание нарушается лишь моим безмятежным хрустом. Наконец, не выдержав тишины, прошу:

— Может, расскажешь про Михаэля, пока мы чай пьем? Если уж книжку его переводить мне сегодня не светит…

— Расскажу, — кивает. Хмурится почему-то. — Но сначала ответь мне на один вопрос…

И снова умолкает. Берется за следующую сигарету. Не то нервничает, не то просто слов нужных найти не может.

Немудрено. Вопрос его поверг меня в оцепенение. Чего угодно ожидала, только не этого.

— Скажи, — говорит, — с тобой, случайно, не бывает так, что?.. Ну, вот, к примеру, заходишь в комнату, где сидит, скажем, человек с больным зубом. Или головой, или ногой — не имеет значения. И у тебя тут же начинает болеть зуб, голова, нога — пока не выйдешь из комнаты… Ясно. Можешь не отвечать. По твоему лицу вижу, бывает.

— Сегодня, — говорю наконец. — Только сегодня. До сих пор, кажется, ни разу. Или я просто внимания не обращала?..

— Ты только сегодня заметила? — оживляется. — Вот это да! Выходит, не один я к свиданию подготовился…

Он смеется, но почти сразу же мрачнеет.

— Прости, — говорит. — Тебе, судя по всему, не до шуток, если сегодня все это случилось в первый раз. Как именно, если не секрет?

Какие уж тут секреты. Полдня ведь маялась, страдала, что некому пожаловаться, не с кем посоветоваться. К кому ни сунься, скажут: «Дура психованная», — да и выкинут из головы мою печаль. Даже Марина — уж насколько, казалось бы, завзятая чернокнижница, без прикладной эзотерики шага в сторону не сделает, но тут рукой на меня махнула и прогуляться отправила, от душного помещения подальше, чтобы дурь выветрилась. А этот тип вдруг сам угадал. Как, почему, с какой стати угадал — об этом я думать поостерегусь. И без того последняя черепица с крыши осыпается.